В наше время срочники попадали на флот случайно - как последствие от реализации планов и разнарядок местных военкомов. По их воле легко можно было загреметь и в пограничники и в ракетчики и куда угодно.

   Спасение зависело только от слабого здоровья или хитрости родителей. Ну, а уж если попал на корабль, то ясно дело, что со здоровьем все нормально и с родителями тоже.

  Коллективная корабельная жизнь по кубрикам и изолированная служба по боевым постам быстро вселяет в сознание молодых людей анархизм и энергию матроса Железняка. Такую команду в жестком подчинения способен держать только строгий командир.

  Наш командир – капитан 3 ранга Александр Михайлович Жаров внешне был очень строг. Он говорил таким хриповатым, отчитывающим голосом. Как в темечко долбил.

  Помню как он меня изводил когда во время учений накрылось специальное передающее устройство. Вина была моя. Штормило прилично, а в рубке было жарко и я открутил немного грибок вентиляции. Он у меня был почти под самой штурманской рубкой. Высоко, на рострах. Но вентиляцию волной под большим давлением захлестнуло так, что морская вода попала в рубку, на ламповую аппаратуру и сгорел маленький трансформатор.

  В ЗИПе был провод для перемотки, паяльник, и всякое другое. Доложил как положено, соорудил маломальское приспособление чтобы соблюдать порядовку и только настроился мотать катушку как по громкой связи объявили – «Старшему матросу Долгиреву на главнокомандный » Бегу. Командир меня оттягивает при всех и дает команду немедленно устранить неисправность. Говорю – «Есть ! Будет сделано !». Возвращаюсь, настраиваюсь на ремонт и опять команда с вызовом на главнокомандный. И опять все снова. И так несколько раз.

   До этого аварийного случая командир бывало вызывал меня на мостик. Особенно зимой, когда нужно было разобраться с замерзшим от слюны микрофоном. Поэтому я поначалу особо не робел. Но в этот раз он совсем меня загонял.

   И уже еле живой, задерганный, злой я обнаружил редкое несоответствие. Море штормит, идут учения. спецсвязи нет. Он весь как ежик, шипит, ругается, а глаза смотрят с сочувствием. Понимает, что при такой болтанке ремонт не сделать, но на моем примере дает понять всем, что поблажки никому не будет.

   (Потом в своей гражданской жизни я тоже использовал командирские приемы напускной жесткости и это всегда помогало в работе и давало хороший конечный результат).

   Когда вернулись с моря к Северному пирсу командир вызвал меня к себе в каюту, выслушал мои честные признания по затопленной волной аппаратуре, отругал хорошо и назначил приборщиком своей каюты.

  Можно сказать наградил за перенесенные страдания.

  В каюте он не отдыхал. Командир был в постоянном движении – то с мостика нас гоняет , то по кораблю ходит. Всё держал под контролем.

  В море сутками сидел на главнокомандном, намерзнется идет спать. Под кроватью у него специально был установлен отопительный прибор подключенный к паровой магистрали. Отогреется и опять на мостик.

  От природы аккуратный человек и настоящий морской офицер командир никогда не бросал мусор куда попало, только в урну. Спиртного я в его каюте не видел и пустых бутылок тоже.

  Самое главное везение мое заключалось в его библиотеке. Там были переводные книги американских адмиралов, приключенческая литература и журналы – «Военный зарубежник», который приходил в запакованных конвертах, «Морской сборник», «Военно-исторический журнал».

   Телевизоры у нас тогда отсутствовали.

  Во время приборок он никогда не заходил в свою каюту, поэтому я все делал бегом и потом садился за его стол. Листал журналы и толстые книги. Книги потоньше, честно теперь признаюсь, я без спроса уносил в свою рубку и там читал. Возвращал всегда на тоже самое место без мятых и загнутых страничек. Все как было.

  Книжки периодически обновлялись за счет домашней библиотеки командира или же офицерской библиотеки при Совгаванской базе.

  Наша корабельная библиотека состояла из последних томов разных полных сочинений и всякой ерунды, поэтому была скучновата.

  На берегу у него была жена и дочка, я думаю лет десяти. Отец редко бывал дома поэтому девочка, когда мы стояли у пирса, приходила к нам на корабль к отцу. Вместе они смотрели фильмы, которые крутили в кубрике БЧ-5.

   Иногда мне приходилось брать чемодан с его грязным бельем и везти к нему домой. Жена командира переворачивала этот чемодан посреди комнаты на пол, потом закладывала чистые вещи и отправляла меня обратно.

    Особых льгот за мои старания по приборке я не имел. Он все одно был строг со мной, как это и должно было быть на военном корабле.

   Когда в июне 1966 года закончились 3 года моей службы, наш СКР-74 стали готовить к походу на боевое дежурство в Корейский пролив. Командир посчитал, что обновленный экипаж не сможет обеспечить выполнение всех задач, поэтому часть отслуживших домой не отпустили. Пришлось нам защищать рубежи Отечества по второму кругу до октября месяца.

   С таким командиром парни особо не возмущались. Надо так надо. Вперед так вперед. Было интересно.

   Наша с ним служба прошла в постоянной боевой готовности. На 1966–1969 годы на СССР пришлось множество всяких событий. Война во Вьетнаме, война на Даманском, ввод войск в Чехословакию, заваруха с американским шпионским судном «Пуэбло», когда основные силы 7-го Тихоокеанского флота США пошли в Японское море и всякое другое отразилось на нашем бытие. На берег нас практически не пускали. Постоянные учения, сопровождения транспортов с секретными грузами, боевые автономные дежурства по 3 месяца в Корейском проливе и локальные спецзадания типа перехват линкора «Нью-Джерси» в Сангарском проливе. Была у нас такая попытка, только линкор тогда передумал и не вошел в пролив (а может нас напугался).

   Понятно дело, что капитан 3 ранга Александр Михайлович Жаров в одиночку всяко бы не справился с нашим братом, многое зависело от офицеров и сверхсрочников (их у нас называли сундуками).

   Про них я повспоминаю в другой раз.

   Очень бы хотелось чтобы наш командир отозвался или чтобы нашлась его дочка. Ей сейчас должно быть где-то за 50 лет.

  Очень жаль, что пока никто не может сказать где служил наш командир после СКР-74. В экипаже говорили, что до СКР-74 он был военным советником в Китае и награжден китайским орденом.